4.2.  Карл маркс: метод диалектического восхождения ОТ абстрактного к конкретному

В «Экономических рукописях 1857—1861 годов» К. Маркса содержится методологически актуальное эссе «Метод политичес­кой экономии». Оно написано в 1857 г. К этому времени К. Маркс был зрелым философом и придерживался весьма устоявшихся фи­лософских воззрений. Кто детально знаком с творческой лабора­торией Маркса, тот знает, что подчас идеи Маркса формулирова­лись им в «Экономических рукописях 1857—1861 годов» точнее и

210

В более яркой форме, чем в его более поздних произведениях, в частности в «Капитале».

Маркс называет «правильным в научном отношении» метод восхождения от абстрактного к конкретному [110, с. 38]. Он имел в виду, что представление о целом является хаотическим, т.е. Кон­цептуально не выверенным до тех пор, пока не выделены его эле­менты. Только после этого создаются условия для перехода «к не­которой богатой совокупности многочисленных определений и отношений» [Там же]. Итак, зрелой форме научного исследования, восхождению от абстрактного к конкретному ( a → k), предшест­вует подготовительная работа, анализ конкретного (k→ a). Маркс отлично сознавал, что ему надлежит объяснить, каким образом происходит «переработка содержания и представления в понятия» [Там же, с. 39]. В связи с этим он возлагал основные надежды на абстрагирование. «При анализе экономических форм нельзя поль­зоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами. То и дру­гое должна заменить сила абстракции» [108, с. 6]. Приведенные рассуждения Маркса ничего не доказывают: и в физике и в химии дело обстоит далеко не так просто, как ему казалось. Человеку, который не знает теории, микроскоп не поможет даже в физике. В распоряжении экономиста также кое-что имеется: результаты наблюдений, статистические данные, реакции людей на те или иные экономические акции. Впрочем, все это нуждается в осмыс­лении, а сделать это можно, считал Маркс, не иначе как благодаря силе абстракции.

Может быть, но тогда возникает один из ключевых вопросов: что именно представляет собой абстрагирование? Во-первых, мыс­ленное расчленение целого на его части, сопровождающееся из­вестным обособлением каждой из них. Во-вторых, вычленение среди фрагментов системы самой элементарной ее части, причем такой, которая сохраняет в себе своеобразие системы. У Маркса это означает, что абстрагирование заканчивается на стоимости то­варов. Еще один шаг абстракции приводит к материальным вещам, и это уже предметы не экономической теории, а естествознания. Но у абстракции есть еще одна граница. «Клеточка» системы долж­на позволять воспроизводить все ее богатство. Допустим, вы на­столько увлеклись абстракцией, что дошли до менового отношения товаров в том его виде, в котором оно существовало на заре писа­ной истории человечества, например во времена царя Хаммурапи. Начиная с этого менового отношения, невозможно воспроизвести капиталистические отношения в их развитом виде. Следовательно,

211

Абстрагирование проведено неправильно. В-третьих, абстрагиро­вание должно обеспечить подлинную, а не мнимую предпосылку успешного восхождения от абстрактного к богатству конкрет­ного.

По Марксу, абстрактное не автономно, оно является элементом восхождения а a → k. В методологическом отношении этот момент решающий. Имея это в виду, можно с энтузиазмом отнестись к «силе абстракции». Впрочем, она оказывается не только «силой абстракции», но и, выразимся так, силой конкретизации. Строго говоря, речь идет о силе диалектического разума. «Вещи в своем проявлении, — отмечал Маркс, — часто представляются в извра­щенном виде» [108, с. 547]. Научное исследование должно про­биться от обманчивой видимости вещей к их подлинной сущности. И именно она как раз и является последней инстанцией диалекти­ческой абстрагирующей силы разума.

Исторический характер абстрактного вынудил Маркса опреде­литься относительно его различных последовательных ступеней. В связи с этим появился его знаменитый афоризм: «Анатомия че­ловека — ключ к анатомии обезьяны». Он имел в виду, что «бур­жуазная экономика дает нам, таким образом, ключ к античной и т.д.» [110, с. 43]. «Так называемое историческое развитие поко­ится на том, что последняя по времени форма рассматривает пре­дыдущие формы как ступени к самой себе и всегда понимает их односторонне, ибо лишь весьма редко и только при совершенно определенных условиях она бывает способна к самокритике» [Там же]. Самокритика открывает путь к пониманию менее развитого на базе более развитого. Но следует учитывать, что Маркс рассмат­ривал соотношение не теорий, а лишь соответствующих им форм наличного бытия [Там же, с. 44]. Какой бы своеобразной ни была теория, считал он, она всего лишь копирует действительность; утонченность теории повторяет изощренность общественного бы­тия. Копирование представляет собой сложнейший диалектичес­кий процесс, но тем не менее оно остается копированием.

Владел ли Маркс концепцией научно-теоретического строя? Отчасти владел, о чем свидетельствуют его обширные «Теории прибавочной стоимости», которые по замыслу Маркса должны были составить четвертый том «Капитала». В соответствии с пла­ном своих исследований он проводил тщательную ревизию извест­ных ему политико-экономических теорий. Добытые знания Маркс включил в основной текст «Капитала» в форме комментариев. Ф. Энгельс справедливо отмечал, что приводимые его другом «ци-

212

Таты образуют лишь непрерывный, заимствованный из истории экономической науки комментарий (курсив наш. — В.К.) к тексту и устанавливают даты и авторов отдельных наиболее важных до­стижений в области экономических теорий» [108, с. 29]. Но всего лишь комментарии и научно-теоретический ряд теорий — это раз­ные вещи. Маркс слишком поспешно «убегает» от теории к пред­метам, поэтому ее относительная самостоятельность подчеркива­ется им крайне редко, а принцип теоретической относительности вообще не получает у него сколько-нибудь отчетливого выраже­ния.

До сих пор давалась общая характеристика метода Маркса. Те­перь же рассмотрим самый важный случай использования Марк­сом метода абстракций при анализе фундаментальных основ эко­номической теории — субстанции стоимости. Сам Маркс отмечал, что «за исключением раздела о форме стоимости, эта книга («Ка­питал». — В.К.) не представляет трудностей для понимания» [108, с. 6]. Итак, удался ли Марксу анализ элементарной формы эконо­мической системы?

Исходный пункт анализа Маркса — меновые отношения това­ров. Обмен товаров свидетельствует об их качественной тождест­венности друг другу. Количественные различия имеют место лишь как сторона этой однокачественности. Но как понять тождествен­ность товаров? Все они — результаты одного и того же обществен­ного, точнее сказать абстрактного, труда. «Тот труд, который обра­зует субстанцию стоимости, есть одинаковый человеческий труд, затрата одной и той же человеческой рабочей силы» [Там же, с. 47]. Далее утверждается, что абстрактный труд есть простой средний труд, измеряемый общественно необходимым на производство данного товара временем [Там же, с. 47—53], т.е. Является не при­родным, а социальным феноменом. Абстрактный труд — субстан­ция всех экономических общественных отношений. Он их опосре­дует. Но не ошибался ли Маркс в своем многоступенчатом анализе: меновое отношение —→ тождественность товаров →> абстрактный труд как субстанция этой тождественности —> приравнивание аб→­страктного труда к простому среднему труду →> переход к общест­венно необходимому рабочему времени как к количественной мере общественного труда? Может быть, само предположение о субстан­ции экономических отношений неправомерно?

Резкая критика Марксом воззрений противника рикардианцев С. Бейли показывает, что уже сам такой вопрос отвергался им. Бей-ли отказывался видеть за меновым отношением какую-либо суб-

273

Станцию: «стоимость не есть внутреннее и абстрактное» [Цит. По: 110, с. 148]. Маркс гневно реагировал на это утверждение: количе­ственные соотношения без качества — нонсенс [Там же, с. 148— 149]. Маркс прав, но отсюда не следует, что именно абстрактный труд является субстанцией стоимости. И Бейли отчасти прав: цены действительно соотносительны друг с другом в большей степени, чем это признавал Маркс, сводя их к абстрактному труду, который для данного исторического периода времени считался им посто­янным.

На наш взгляд, ошибка Маркса состояла в том, что он в своем анализе зашел за ту границу, которая отделяет экономические яв­ления от природных. Меновые отношения товаров — это граница, за которой расположена природа. Маркс, увлеченный поиском субстанции экономических явлений, именно эту границу преодо­лел и в результате, совершая натуралистическую ошибку, оказался в среде природных предпосылок экономических отношений, которые по своему статусу признавались им социальными характеристика­ми. Маркс вводит представление об абстрактном труде, утверждает, что его количественной мерой является общественно необходимое рабочее время, но ни ему самому, ни его многочисленным после­дователям не удалось обосновать этот вывод. Рассуждения Маркса о среднем простом труде, о рабочем времени, необходимом для производства товаров в среднем, оказываются крайне неубедитель­ными. Приведем поясняющий пример.

Допустим, некто сообщает, что прошел расстояние S за t часов со средней скоростью V = S/t. Его утверждения проверяемы, они удовлетворяют критерию истинности. Перейдем к экономической теории. Некто утверждает, что стоимость товара определяется тем рабочим временем, которое необходимо было затратить в среднем на его производство. Поддается ли это утверждение проверке? Нет, не поддается. И дело тут не только в том, что невозможен исчер­пывающий хронометраж отдельных работ. Социальное в принципе не сводимо к его природным предпосылкам, в частности к кален­дарному времени.

Как же можно исправить натуралистическую ошибку Маркса? Только одним способом: приняв, что меновое отношение товаров в рамках теории марксизма должно быть взято как исходное, далее неразлагаемое отношение. Элемент системы не может быть опре­делен вне ее. Желая обнаружить глубинные пласты экономиче­ского, Маркс вышел за его пределы. Почему так случилось? Он не владел концептом «экономическая ценность», не имел представ-

21_

Ления о том, как ценности вменяются вещам и процессам, в том числе процессу труда. Натурализм и материализм Маркса явились следствием его неверного истолкования природы экономических понятий, которые он интерпретировал исключительно как де­скрипции. На всем творчестве Маркса лежит печать арифметики и гегелевской диалектической логики. Ему многое известно о ма­тематическом анализе, но применить его в экономической теории Маркс не был в состоянии. Экономические параметры как пре­дельные величины были ему неведомы. Гегелевская диалектика раскрашивала его экономические работы в риторические цвета, которые вызывали восторг чаще у философов, чем у экономистов. Интересно заметить, что Маркс, утверждавший уже в свои моло­дые годы, что «в практике должен доказать человек истинность, т.е. Действительность и мощь, посюсторонность своего мышления» [109, с.1—2], в «Капитале» вообще не обсуждал практику как кри­терий истинности научной теории.

Маркс определял свой метод как диалектический и материа­листический [108, с. 21]. Строго говоря, метод является диалекти­ческим только тогда, когда исследователь руководствуется диа­лектической логикой, в рамках которой противоречивость сужде­ний не только не критикуется, а даже приветствуется. Во времена Гегеля, изобретателя диалектики, логика была еще слабо развитой дисциплиной, весь ее арсенал был представлен формальной логи­кой Аристотеля. И тогда, в начале XIX в., и спустя два века, т.е. В наши дни, диалектическая логика считается довольно экстрава­гантной попыткой объединить несоединимое, правильность ло­гических рассуждений с допустимостью их противоречий. В так называемых паранепротиворечивых логиках допускаются неко­торые разновидности противоречий, но их характер оговаривает­ся очень четко, с использованием соответствующего формально­го аппарата. Будущее диалектической логики остается неясным (на наш взгляд, она является довольно простым вариантом пара-непротиворечивой логики). Но вполне определенно, примени­тельно к нашему предмету исследования, можно сделать два вы­вода. Во-первых, Маркс не придавал диалектической логике того самодовлеющего значения, которым она отмечена у Гегеля. Во-вторых, бурное развитие экономической теории в XX в. Было обес­печено отнюдь не диалектической логикой, а логикой предикатов первого порядка. По сути, именно эта логика содержится в той математике, которая столь эффективно используется в экономи­ческих исследованиях.

275

Заслуживает комментария и вопрос о так называемом матери­алистическом методе. Материалистическим является то, что при­надлежит к царству материи. Но метод — это прерогатива людей, а не материи. Строго говоря, метод никогда не может быть мате­риалистическим. Относя себя к материалистам, Маркс имел в виду, что есть огромная сила, которая доминирует над обществом. Этой силой является абстрактный труд; будучи представленным в де­нежной форме, он выступает как капитал. У людей, будь они даже семи пядей во лбу, нет возможности уклониться от абстрактного труда, общество вынуждено холить и лелеять его. Руководствуясь феноменом абстрактного труда, сторонники материалистического метода выстраивают линию однозначной детерминированности экономической истории монстром абстрактного труда, который не терпит господства над собой никаких других сил. Что касается эко­номических теорий, то они должны приспосабливаться к нему. Как видим, приверженность к материалистическому методу сопровож­дается отказом от принципа теоретический относительности, ибо самостоятельность теорий игнорируется.

Если же перейти на язык экономических ценностей и теорий, то интерпретация хода экономической истории оказывается суще­ственно другой, чем у материалистов. Экономическая жизнь по­стоянно перестраивается. Активной силой в этом процессе оказы­ваются теории, определяющие мотивы деятельности людей. Край­не важно понимать, что этой активной силой являются именно люди с их теориями, а не какая-то обезличенная сила, абстрактный труд как субстанция капитала. «Я смотрю на развитие общест­венно-экономической формации, — отмечал Маркс, — как на ес-тественноисторический процесс; поэтому с моей точки зрения, меньше чем с какой бы то ни было другой, отдельное лицо можно считать ответственным за те условия, продуктом которых в соци­альном смысле оно остается, как бы ни возвышалось оно над ними субъективно» [108, с. 10]. Если бы Маркс вместо отдельного субъ­екта рассматривал человечество в целом, то его вывод, надо пола­гать, был бы далеко не столь категоричным. История общественно-экономической формации складывается не автономно от людей, а благодаря эстафете социальных поступков и ответственностей. Социально-исторический ход событий непозволительно считать естественно-историческим процессом. Вопрос о роли личности в истории — это особый вопрос. От его решения никак не зависит социальный статус экономической реальности, который никем и ничем не может быть отменен.

216

Заслуживает также быть отмеченным исключительный интерес Маркса к проблеме экономической эксплуатации одними людьми других. Фактически речь должна была идти о широком круге во­просов, относящихся к экономической этике. К сожалению, этот аспект экономического анализа был Марксом, как нам представ­ляется, явно недооценен. Для него этика была не более чем эпи­феноменом производственных отношений, а между тем она, точнее экономическая этика, составляет их главный экзистенциальный смысл. Теория социалистической революции — это марксистская попытка понять этическую суть экономических отношений разви­того рыночного хозяйства. Учение об абстрактном труде, о приба­вочной стоимости и ее присвоении собственниками капитала, о социалистической революции — все это звенья одной цепи, теории Маркса. Ее содержание свидетельствует о взаимосвязи экономи­ческих и философских вопросов. Бесспорно, что теория Маркса представляет собой образец творческого поиска, уроки которого для дела философии экономической науки исключительно важны. Для того, кто занят не поиском окончательных истин, а стремится проникнуть в творческую лабораторию выдающихся экономистов, теория Маркса со всеми ее удачами и неудачами представляет зна­чительный интерес. Особенно это относится к методу восхождения от абстрактного к конкретному, который в исполнении Маркса насыщен актуальными проблематизациями. Во многом благодаря именно ему общественные науки были переведены на рельсы идеи глобального эволюционизма.